Читать книгу "Джулия [1984] - Сандра Ньюман"

для кого не секрет, что большинство ископл-девушек забеременели раньше, а потому никакого риска провала у этой партийной программы не было. Дети будут появляться на свет, а окружающие — соглашаться, что каждый ну просто копия Старшего Брата. Никто не осмелится это оспаривать, даже в тишине собственных мыслей.

Кругом обман. И все знали, что это обман, но лгали о лжи, пока сами не переставали понимать, где начинается ложь и где заканчивается. Что вся жизнь обернулась притворством и все вместе дурачатся, как малые дети. Даже в минилюбе играли в пытки и убийства, зная, что все это инсценировка. Всем было плевать, что Джулия никакая не голдстейнистка, однако правила игры требовали притворяться.

Но что заставляло людей убивать ради лжи? Кто-кто, а Джулия должна знать: она предавала мужчин и видела, как их пытают. Она играла в эту проклятую игру. Но тут другое: она это делала из страха. Ох… жуткая мысль: только ли из страха? Разве не сыщутся такие партийцы, которые совершали убийства по причинам, отличным от страха?

Потом прошло и это. Не осталось ничего. Она закрыла лицо руками и ощутила невыносимую гулкую пустоту. Ей был позарез необходим Старший Брат. Он не имел права! У нее перехватило дыхание, ноги подкосились. На секунду ей показалось, что за ней пришла смерть, и она приготовилась встретить ее с благодарностью. Но это были всего лишь слезы. У нее вырвался всхлип, и она расплакалась.

Она оплакивала утрату общежития и его шумный дух товарищества, койку, в которой спала, окруженная в темноте подругами. Оплакивала и годы в лито, и гордость за хорошо сделанную, полезную работу. Оплакивала собрания и марши, где она играла свою роль, и встречалась с товарищами, и верила. Да-да, порой она верила, и это ощущение было сродни радости и преданности. Все скандировали как один и вместе маршировали в будущее, полное силы и добра. Они пели, и песни эти были прекрасны. Люди, такие решительные и добрые, оказывались настоящими смельчаками, даже когда сжимались от страха и один позволял тащить другого в тюрьму. На что они только не отваживались друг ради друга! Подумать только: как она организовала знакомство с Уинстоном, как они, рискуя жизнью, занимались любовью в лесу и восхищались шальным пением птиц. Что это был за мир! Жизнь Джулии… не просто ушла в небытие, но была затоптана, с глумлением отвергнута, единым махом превращена в никчемный мусор.

Она опустилась на пол, неизбывно рыдая и ловя ртом воздух. Все лицо намокло, в горле по-прежнему саднило. Под тяжестью слез она не могла дышать. Охранник коснулся ее плеча, и она хотела отвернуться. До нее не сразу дошло, что он протягивает ей носовой платок.

— Простите, мисс. Мы их по возможности стараемся просушить, но люди реагируют точь-в-точь как вы. Да что там говорить: я и сам…

— Вот оно как! — поразилась она. — Вы прол!

Пара охранников добродушно посмеялась. Тот, что с носовым платком, проговорил:

— Да ладно, чего уж там, мисс. Но… да, все правильно. Я не в обиде. Ну да, я прол, и ничего зазорного в этом нету.

— Все мы чувствуем то, что чувствуем, — добавил его напарник. — Всем нелегко. И всем по-разному.

Теперь Джулия сквозь слезы подняла на них взгляд и в первый раз как следует рассмотрела обоих. Тот, что с носовым платком, был молод, черноволос и с трехдневной щетиной, похожей на россыпь перца. Второй оказался рыхлым мужиком в возрасте чуть за сорок, с розовыми щеками пьющего человека. Она улыбнулась и взяла платок. Влажный, как и предупреждал охранник, но она воспользовалась платком без брезгливости и обнаружила, что неприятное ощущение утихомирило ее слезы. Когда она осмелилась опять посмотреть на Старшего Брата, тот уже вновь открыл глаза и не спускал с нее любопытного взгляда.

Более молодой охранник сказал:

— Получается, только мы, пролы, можем выполнять эту работу. «Свободные англичане» слишком заняты — еле успевают всеми командовать, а за «синими» в одиночку не уследишь. Половина так и норовит покалечить старика, а он-то нужен целый и невредимый, чтоб предстать перед судом. А вторая половина тоже сходит с ума по-своему — пытается его освободить. Ну, мы и сами с усами, маленько соображаем. Точнее, это «Свободные» так рассуждают, но, я бы сказал, эти ребята не сильно ошибаются.

— Соль земли — вот мы кто, — сообщил второй.

Джулия с молодым охранником рассмеялись, а с ними вместе хохотнул и Старший Брат, бормоча:

— Смешно, смешно. А банан мой где?

— Мисс, — сказал молодой охранник, — не хотелось бы вас торопить, но с минуты на минуту медсестричка придет. Мистер Пиз дело говорит: пора ему банан кушать. А нам нужно перед тем его искупать да переодеть. Вам не стоит при этом присутствовать. — Он повернулся к Старшему Брату. — Мы, кажись, проштрафились, а? Небольшая авария.

— Авария, — подтвердил Старший Брат, а потом серьезно добавил: — Это все голдстейнисты. Их происки.

Охранник постарше рассмеялся:

— Ну что ты будешь делать? Он считает, это голдстейнисты наложили ему в портки. Тяжко, понятное дело, так долго на свете жить. Кому охота? Болячки с головы до пят, а он и в ус не дует. Ну, по заслугам и честь.

— Да, все так и есть, мисс, — подтвердил молодой охранник. — Вы уж ступайте. А что глаза у вас на мокром месте — ничего страшного. Тут многие плачут. Как говорится, сперва поплачь, а посмеяться успеешь… Или наоборот?

Когда она спустилась, у лестницы поджидал Бутчер с обеспокоенно-вопросительным видом. Увидев ее, он изменился в лице. Вместе они прошли мимо двух солдат, которые кивком пропустили их дальше с выражением сдержанного сочувствия. На обратном пути по стеклянному коридору Бутчер выговорил:

— Всегда трудно решить, надо ли туда идти, и если надо, то кому. Надеюсь, я верно рассудил.

— Да, вы рассудили верно, — ответила она. — В любом случае я бы пошла, как только узнала, что можно. И плевать, кто что скажет.

— Да, и со мной было так же.

Бутчер остановился, и Джулия задержалась рядом с ним. Стеклянный зал предстал в одно и то же время ослепительным и мутным. Он был ей теперь до боли знаком, как будто она прожила здесь не один год.

Бутчер негромко сказал:

— Верите ли, мальчишкой я всегда себе представлял, что так или иначе с ним встречусь и расскажу, как в реальности обстоят дела. Я-то считал, что он не в курсе, что не может он знать, а иначе бы живо порядок навел. Вот доложат ему, говорил я себе, — и все образуется.

— Да, —